Назад к Кафке. Интервью адвоката АГКА Канафина Данияра сайту expertonline.kz.
Если нынешний проект нового уголовно-процессуального кодекса (УПК) так и останется без изменений, отечественная правоохранительная система сделает шаг назад.
На текущий год запланировано принятие новой редакции одного из важнейших законодательных актов РК — уголовно-процессуального кодекса. Его проект, несколько лет находившийся в разработке Генпрокуратуры, во второй половине этого года будет наконец представлен парламенту.
Официальные лица считают законопроект качественным и хорошо проработанным прогрессивным документом, приближающим законодательство РК к «общепринятым международным нормам и принципам». Однако этого не могут сказать о предлагаемом УПК независимые эксперты. Анализируя этот документ, адвокат Алматинской городской коллегии адвокатов, кандидат юридических наук, доцент Данияр Канафин с сожалением признает, что законопроект является «попыткой процессуального упрощенчества в интересах органов уголовного преследования». Эксперт подчеркивает, что в нынешнем тексте редакции есть и позитивные подвижки, но отсутствуют несколько важнейших правозащитных механизмов. Это делает направленность нового кодекса скорее регрессивной, чем прогрессивной.
ГУМАНИЗАЦИЯ БЕЗ ГАРАНТИЙ
— Данияр, почему в экспертном сообществе из всего списка реформируемых кодексов особое внимание уделяется именно проекту нового УПК?
— Дискуссия о том, каким будет новое уголовно-процессуальное законодательство, имеет очень важное значение, ибо уголовный процесс — такая сфера правовых отношений, в которой может оказаться каждый. Старая русская поговорка «От сумы и от тюрьмы не зарекайся», к сожалению, говорит как раз об этом. От того, насколько совершенно уголовно-процессуальное законодательство, зависит степень защищенности человека от произвола, его возможность рассчитывать на честное и справедливое правосудие, а также уважение к его правам и свободам.
Теперь к вопросу об УК и УПК. Уголовное право — право материальное. Упрощая, можно сказать, что оно определяет: за что именно и какое наказание должен понести человек, преступивший закон. Уголовный процесс — это совокупность юридических действий, направленных на реализацию норм уголовного права, то есть установление обстоятельств совершения преступления, определение виновного и привлечение этого лица к установленной уголовным законом ответственности. В этой связи Карл Маркс говорил, что процесс есть форма жизни закона. Самый гуманный и разумный уголовный кодекс может быть искажен и использован неправильно, если процесс его применения является несовершенным. Поэтому очень важно, чтобы процедура уголовного судопроизводства обеспечивала такой порядок вещей, при котором наказанию подвергалось именно виновное лицо в результате объективного и справедливого расследования и судебного разбирательства. Современное демократическое правовое государство не может себе позволить неправосудных приговоров, репрессий и необоснованного нарушения фундаментальных прав человека. Потому необходимо, чтобы законодательство, регламентирующее уголовный процесс, было разумным, сбалансированным и в равной степени защищало общество и человека как от преступности, так и от произвола полицейской власти.
— Реформа УПК действительно назрела только сейчас?
— Реформа назрела давно. При всем уважении к действующему УПК следует признать, что это в основе своей косметически отреставрированный Уголовно-процессуальный кодекс Казахской ССР. Преемственность прослеживается и в структуре закона, и в системе стадий судопроизводства, и в содержании процессуальной деятельности. Процедура, которая применяется сейчас, действительно громоздкая и бюрократичная. Она не гарантирует подлинной справедливости, поскольку ведомственный интерес — интерес правоохранительных органов — здесь представлен в большей степени. Некоторые принципы справедливого уголовного процесса лишь продекларированы, но, к сожалению, соблюдаются не в полной мере. Правоприменительная практика не только сохраняет неоправданно суровый характер, но и все больше и больше вызывает недоверие и раздражение у граждан. Негативный информационный фон вокруг недавних уголовных дел, имеющих большой общественный резонанс, указывает, что и у общества, и у руководства страны возникают большие вопросы к качеству процедуры судопроизводства: насколько она эффективна и соответствует требованиям времени. Поэтому, еще раз подчеркну, реформа нужна, и отрадно, что она набирает обороты. Но не вышло бы так, как говорил Виктор Черномырдин: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».
— Вы назвали два существенных недостатка процедур нынешнего УПК — громоздкость и бюрократичность. Насколько меры, что сейчас предлагаются в законопроекте, решают эти проблемы?
— На мой взгляд, под лозунгом гуманизации и демократизации уголовного процесса на самом деле преследуются чисто ведомственные интересы. Например, разработчики собираются упразднить стадию возбуждения уголовного дела, желая показать этим борьбу за упрощение процедуры. Но следует помнить, что стадия возбуждения уголовного дела — проверки сообщения о совершенном преступлении — была создана советским законодателем как реакция на репрессии 1930-х годов. В попытке избежать повторения ужасов сталинизма были внедрены процессуальные механизмы, ограничивающие полицейскую власть внутренним и прокурорским надзором. Правоограничение (обыски, задержания, аресты и т.п.) становилось возможным только после совершения нескольких проверочных, порой повторяющих друг друга и потому малоэффективных действий. Однако эта процедура была фильтром, который сокращал случаи необоснованного нарушения прав граждан и неправомерного привлечения к уголовной ответственности невиновных. Очевидно, что если этот фильтр убрать и не заменить его другим, более современным и эффективным, произойдет рост нарушений прав человека и снижение качества уголовно-процессуальной деятельности.
К сожалению, в проекте УПК предлагается эту стадию ликвидировать, но компенсирующего механизма для защиты граждан от произвола не создается. Теоретически подозреваемого можно будет задержать на основе только одного заявления потерпевшего. Но где гарантия, что это заявление обоснованно, что потерпевший не ошибается? Другой пример — в правоохранительные органы поступает заявление о якобы имеющих место хищениях на предприятии. Это может стать основанием для вторжения в деятельность этого предприятия. Внутрикорпоративные споры между акционерами или соучредителями компании смогут выливаться в уголовное преследование того или иного человека только лишь на основании заявления! Представляете, какой разгул для коррупции и неправомерного перераспределения собственности может произойти?
Как процессуалист, я согласен, что от стадии возбуждения уголовного дела следует избавиться, но, изымая одни процессуальные гарантии законности и соблюдения прав человека, необходимо вместо них предоставлять другие.
— Какие?
— Нужно вводить полноценный судебный контроль. Например, если орган уголовного преследования хочет прослушать чей-то телефон, произвести обыск и изъять какие-то документы, предметы, относящиеся к частной собственности, арестовать кого-либо, то представитель этого органа должен идти за санкцией не к прокурору, ведь прокуратура также является органом уголовного преследования, а к судье. Прокурор сам может возглавлять следственную группу. А ведь согласитесь, что санкционирование действий одного органа уголовного преследования другим органом преследования является просто имитацией защиты прав человека. Потому разрешение на ограничение прав личности должен давать суд.
У института судебного контроля есть ясное и четкое объяснение с точки зрения принципов правового демократического государства, каковым, кстати, себя провозглашает Республика Казахстан. В таком государстве должно существовать разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную ветви, которые независимы друг от друга и взаимодействуют между собой через систему сдержек и противовесов. По этой причине все споры по поводу прав человека между государством в лице правоохранительных органов (исполнительной власти) и личностью должен решать суд, ибо он не является ни органом уголовного преследования, ни защитником лица, оказавшегося в орбите уголовного процесса. Суд — независимый и беспристрастный арбитр, не относящийся к исполнительной власти. И лишь он один может дать справедливую оценку: насколько ограничение прав человека в каждой конкретной ситуации правомерно и обоснованно. Мы предлагаем санкционирование всех действий, ограничивающих гарантированные Конституцией Республики Казахстан права человека, отнести к исключительной компетенции специальных судей. Эти судьи должны быть организационно отделены от тех, которые рассматривают дело по существу, чтобы избежать негативных последствий корпоративной солидарности. Например, если в районном суде работает шесть-семь судей, может сложиться такая ситуация: один из них санкционировал арест, а другой принимает через некоторое время это дело к рассмотрению и видит, что арестованный невиновен. Возникает дилемма: либо оправдать подсудимого, либо не дискредитировать своего коллегу. Поэтому не надо ставить людей в положение, когда необходимо делать такой нравственный выбор. Кстати, судебный контроль — это институт, давно применяющийся в самых разных государствах: Италии, США, Латвии, Украине и даже Кыргызстане. Нам в действительности ничто, кроме ведомственного эгоизма разработчиков проекта УПК, не мешает перенять этот позитивный опыт.
— А в законопроекте не предусмотрена такая роль следственного судьи?
— В законопроекте роль следственного судьи носит декоративный характер. Помимо того, что следственным судьям предоставляют полномочия, которые у них и так есть по действующему законодательству (санкционирование ареста и рассмотрение жалоб участников процесса), им еще передают такие весьма формальные функции, как санкция на эксгумацию трупа, на объявление в международный розыск, назначение стационарной психиатрической экспертизы. Любой практикующий юрист понимает, что эти дополнительные функции редко используются. Сколько из более чем пятидесяти тысяч уголовных дел, которые ежегодно расследуются в РК, связаны с убийством, а сколько из них требуют эксгумации? Несколько десятков? Объявление в международный розыск тоже не часто случается. Налицо нежелание расширять полномочия судов, поддерживать настоящую систему разделения властей, создавать реальные правовые механизмы, защищающие права человека. Иными словами, мы опять видим стремление к косметическому ремонту старого законодательства, без коренного изменения его содержания.
СЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
— Какие еще слабые места вы видите в проекте нового УПК?
— По проекту планируется ограничить подсудность суда присяжных. Это неправильно и указывает на попытку ослабить этот очень гуманный и доказавший свою эффективность институт. Суд присяжных — это суд народа, представители которого имеют право на отправление правосудия в собственной стране. Этим определяется демократизм государства. В нашей стране и без того не так уж много уголовных дел, которые могут рассматриваться судом присяжных. В США во многих штатах подсудимый может потребовать суд присяжных, если ему угрожает лишение свободы. У нас присяжные разрешают только дела об особо тяжких преступлениях, и то с изъятиями. Но разработчики намерены сократить и без того маленькую подсудность. В этой связи напрашивается вопрос: а не потому ли, что процент оправданий в судах присяжных в несколько раз больше, чем в профессиональных судах, а государственным обвинителям намного сложнее работать в суде присяжных?
Несколько слов по поводу прав адвокатов. В проекте УПК не происходит полноценного расширения и конкретизации прав защитников. Общеизвестно, что у нас крайне малое число оправдательных приговоров — около одного-двух процентов. Но вряд ли можно утверждать, что наша система следствия настолько эффективна, что на скамью подсудимых попадают только виновные люди. Защитники подают жалобы, ходатайства, но их обращения порой остаются гласом вопиющего в пустыне. Есть случаи, когда за подачу ходатайств и заявлений об отводе в отношении адвокатов начиналось преследование. Требовали лишить их лицензии, утверждая, что адвокаты затягивали судебный процесс. Но защитник всего-навсего пользуется своими правами! В проекте нового УПК много изменений, но статьи, касающиеся адвокатов, остались почти нетронутыми, а новых и вовсе нет. Единственное пока изменение — запрет на проведение негласных следственных действий в отношении адвокатов. Будет ли эта норма выполняться — большие сомнения: ведь сейчас известны случаи прослушивания бесед адвокатов с их подзащитными, были жалобы на наружное наблюдение за ними. Адекватной реакции на соответствующее возмущение адвокатского сообщества не последовало.
Разрабатывать такие документы должно гражданское ведомство — Министерство юстиции в тесном сотрудничестве не только с правоохранительными органами, но и судебной системой, а также представителями гражданского общества
Да, в УПК вводится целая глава, посвященная негласным следственным действиям. Напомню: у нас есть закон об оперативно-разыскной деятельности (ОРД), в котором регламентированы все эти прослушивания, негласные осмотры, перехват электронных сообщений и прочие способы получения информации, связанные с ограничением конституционных прав граждан. Теперь это будет еще и в УПК. Получается, что перечень ограничивающих права граждан действий расширяется, но в то же время адекватные защитные механизмы не создаются. Но это же несправедливо! Снова возникает вопрос: в чьих интересах пишется новый УПК: тех, кто собирается эти негласные действия использовать, или всех граждан Казахстана?
Приведу пример как действующий адвокат: становится распространенной практика, когда в материалах уголовных дел, направляемых в суд, отсутствуют постановления, на основании которых проводились специальные оперативно-разыскные мероприятия. Человека прослушивают, записывают на скрытую видеокамеру, а потом эти записи приобщают в качестве доказательств. Защита спрашивает, а где подтверждение того, что на эти действия была выдана санкция прокурора? Ей отвечают: «Это документ секретный, мы вам его не покажем». Но по закону не может быть секретным документ, на основании которого ограничиваются конституционные права граждан! Защита имеет право убедиться, что санкция была выдана именно на подсудимого. Ведь может быть, санкцию выдали на Иванова, а прослушали Кыркымбаева? Если это так, то Кыркымбаева прослушивали незаконно. И адвокат Кыркымбаева должен иметь право выяснять все эти вопросы. Отказ в этом праве адвоката — просто произвол. Подобная практика, кстати, один из примеров неэффективности прокурорского надзора за соблюдением прав человека.
— То есть вектор движения системы — обратно, в 1930-е?
— С той разницей, что в 1930-х не было таких специальных средств, которые могут фиксировать поведение и высказывания человека в конфиденциальной обстановке. Я видел старую спецтехнику: чтобы сфотографировать события в одной комнате на втором этаже, необходимо было оборудовать под фотостудию другую комнату на третьем. Просто так на это никто не шел. Сегодня любой человек, даже не являясь сотрудником правоохранительных органов, может купить на рынке компактную звуко- и видеозаписывающую аппаратуру. Соответственно вторжение в частную жизнь человека с технической точки зрения стало намного проще. Но во всех случаях, и особенно если это делается от имени государства, а потом используется в материалах уголовного дела как основное доказательство, такие действия должны производиться законно и обоснованно. Права граждан не должны нарушаться произвольно, без соблюдения установленных законом процедур.
АДВОКАТАМ НЕ ВХОДИТЬ
— Действительно, складывается впечатление, что все эти недостатки связаны с ведомственной принадлежностью разработчиков законопроекта.
— С моей точки зрения, разрабатывать такие документы должно гражданское ведомство — Министерство юстиции в тесном сотрудничестве не только с правоохранительными органами, но и судебной системой, а также представителями гражданского общества. Тогда бы мы избежали наблюдаемого ведомственного эгоизма. А так получается, что адвокаты и представители НПО своими призывами только сотрясают воздух. Механизмы полноценного обеспечения прав человека так и остаются в недоразвитом состоянии.
— Какие положительные элементы в проекте вы можете отметить?
— Позитивен сам факт внедрения должности следственного судьи. Создаются условия для формирования судебного контроля за соблюдением прав человека. Но, сказав «А», надо говорить и «Б»: наделять его реальными полномочиями. Идея ввода в УПК определения негласных следственных действий тоже в какой-то мере позитивный момент. Разумна сама идея разделить соответствующую деятельность по целям. Пусть разведка и контрразведка остаются в законе об ОРД. Но все, что касается уголовной ответственности, собирания доказательств посредством ограничения конституционных прав личности, должно быть унифицировано в рамках УПК. Но тогда надо исключить дублирование такой деятельности в рамках негласной процедуры, которой является ОРД.
— Данияр, каков текущий календарь работы с законопроектом?
— На уровне рабочей группы документ находится уже давно. В августе этого года предполагается его передать в парламент. Предстоит еще межведомственное согласование.
— Адвокатское сообщество как-то контактирует с разработчиками?
— Этим занимается республиканская коллегия адвокатов. Мы надеемся, что наши предложения будут услышаны. Пока что по принципиальным вопросам подвижек, к сожалению, нет. Со стороны разработчиков есть неприятие идеи полноценного судебного контроля, возражения против введения классического суда присяжных, в котором вердикт выносится присяжными без участия профессионального судьи. Правда, есть общее согласие насчет расширения прав адвокатов, но пока в сферу конкретики разработчики не перешли.
— Какие инструменты есть у экспертного сообщества — кроме того, что выйдут еще несколько интервью, будет прочитана пара докладов?
— А какие у нашего экспертного сообщества могут быть инструменты реального воздействия? Только апеллировать к здравому смыслу. На это самая большая надежда. Ведь уголовный и уголовно-процессуальный кодексы пишутся на десятилетия. УПК является гарантией от произвола для каждого человека. Не только для рабочего или крестьянина, но и для людей, которые сейчас находятся на самом высоком уровне принятия решений. В этом мире должность, звание, регалии, капитал и влиятельные родственники не спасают от вовлечения в орбиту уголовного процесса. И только справедливые и открытые процедуры помогут человеку защитить свои права и интересы. Нельзя в угоду текущей политической конъюнктуре принимать несовершенные законодательные акты.
— Диалоговые площадки не пробовали использовать?
— Пробовали. Эти площадки создаются международными организациями. Но как проходят некоторые конференции по УПК? На одном из недавних мероприятий на очень высоком уровне возможность для выступления адвокатам дали лишь в конце дня. Целый день собравшиеся выслушивали бравые доклады представителей госорганов и выступления иностранных экспертов, которые всей нашей специфики не понимают. К микрофону адвокатов пустили вечером, когда первые руководители ведомств уже разошлись. А год назад на подобную конференцию адвокатов вообще не хотели приглашать, но организаторы настояли. Тогда мы пришли, но слова нам не дали. Это похоже на срез общего отношения к профессиональным защитникам: мнение прокуроров доминирует, но к нам прислушиваться никто не хочет. Хотя истина рождается в споре с разумным и достойным оппонентом. Тем более что адвокаты выступают не только и не столько в своих интересах — в первую очередь мы настаиваем на соблюдении прав человека и законности.
— А вы не пробовали привлекать внимание политических партий к этому вопросу?
— Мы не делали этого активно, пока уровень дискуссии не дошел до парламентского. Но для того мы и инициируем обсуждение с разработчиками, чтобы представители деловых кругов, политической элиты начали понимать суть проблемы и подключились к этому вопросу. Еще раз повторю — этот вопрос касается каждого. Практика показывает, что крупным собственникам стоит беспокоиться вдвойне, как раз из-за наличия собственности, а не потому, что они в чем-то виноваты. К сожалению, нередко разрешение бизнес-конфликтов на конечном этапе происходит именно в рамках уголовного судопроизводства. Потому крайне важно, чтобы законность, справедливость и права человека в этой сфере соблюдались неукоснительно.